Еще не остановился поѣздъ, ужъ пассажиры начали "выпрыгивать" изъ вагоновъ и бѣгомъ направляться на вокзалъ.
Обращаюсь къ солидному господину за разъясненiемъ.
– Да скорѣе же ты поварачивайся! – не обращая на мои слова никакого вниманiя, закричалъ солидный господинъ на показавшегося въ дверяхъ носильщика. – Это чертъ знаетъ что: съ одной корзиной столько возится!...
Ну, думаю, разъ "баринъ" сердится, то это неспроста. Бѣгу за нимъ, сломя голову, и я.
– Извозчик! Извозчикъ! – вопила точно угорѣлая публика. – Давай, что же уперся быкомъ!
– Занятъ, – слушатся хриплые голоса величественно возсѣдающихъ извозчиковъ. – Проходи дальше.
– Ахъ, боже! Боже! Что же я буду дѣлать? – истерично кричитъ дама, около которой съ олимпiйскимъ спокойствiемъ стоитъ носильщикъ съ узлами въ рукахъ.
– Обвремени́, сударыня! – глядя опытнымъ глазомъ на поле сраженiя, буркнулъ носильщикъ и, бросивъ ей подъ ноги узлы, бомбой врѣзался въ толпу сражающихся, дѣйствуя и локтями, и колѣномъ, и головой.
Уйти отсюда по-добру по-здорову, рѣшилъ я, а то, чего доброго, поломаютъ ребра. Иногда не безполезно и пѣшочкомъ пройтись по "благоустроенным" улицамъ Луганска. Ну чѣмъ не удовольствiе: что ни сажень, то рытвина, что ни шагъ, то колдобань. А тутъ еще богъ послалъ ледку: покатывайся съ горки на горку. Ищу временный прiютъ.
Въ центральной – всѣ номера заняты, противъ нея – заняты, въ третьей – заняты, въ четвертой – заняты... Наконец-то отыскался номерокъ въ одной изъ лучшихъ гостиницъ.
Устроился. Заказываю обѣдъ. Хозяинъ, благородный старичокъ съ тихимъ голоскомъ, насчиталъ и тихую цѣну: за обѣдъ изъ двухъ блюдъ – всего лишь полтора рубля. Можетъ быть читатель подумаетъ, что это какой-нибудь обѣдъ особенный – самый обыкновенный обѣдецъ.
"Накушавшись", я отправился дѣлать закупки. Захожу в аптеку, и прошу фунтъ зубного порошка.
– Фунтъ порошка стоитъ 2 рубля, – огорошила меня изящно одѣтая продавщица.
Я остолбенѣлъ.
– А полфунта? – спрашиваю.
– Полфунта – одинъ рубль, – насмѣшливо отвѣчаетъ она.
– Да помилуйте! Я не такъ давно бралъ у васъ зубной порошокъ почти наполовину дешевле! Вѣдь меня жена живого съѣстъ, и на весь уѣздъ будетъ кричать, что я растранжирилъ деньги по темнымъ уголкамъ, а расходы разложилъ на покупки.
Видя мое безвыходное положенiе, продавщица сжалилась и сбавила малую толику. И за это спасибо.
Изъ аптеки иду въ мануфактурный магазинъ. Алчный и зоркiй глазъ мануфактуриста сразу же опредѣлилъ, что я прiѣхамши за покупками къ празднику, и, расшаркиваясь, началъ такiя цѣны запрашивать, что я зубами защелкалъ.
Выдержавъ испытанiе по мануфактурѣ, я зашагалъ въ магазинъ обуви, рѣшивъ испить "чашу до дна".
– Пожалуйста, покажите маленькiе ботиночки. У меня есть дочурка лѣтъ пяти.
– 15 рублей.
– А сынишкѣ лѣтъ восьми?
– 20 рублей.
– А женѣ? Она совершенно небольшого роста.
– 30 рублей.
Въ глазахъ у меня потемнѣло...
– Завертывай, мошенникъ – прохрипѣлъ я, памятуя, что безъ ботинокъ домой показаться нельзя.
Съ жалкими остатками силы и денегъ поплелся я въ кондитерскую, наивно надѣясь, что можетъ быть господинъ кондитеръ не такъ
лютъ, какъ остальная братiя. Но и здѣсь пришлось разочароваться...
Возвратившись въ номеръ, ограбленный и убитый морально, я, чтобы не сойти съ ума, заказалъ самоварчикъ. Выпилъ съ прохладцой чайку, – полегчало. И дернула меня нелегкая спросить, сколько платить за чаекъ.
– 70 копѣекъ.
– Какъ?!
– Водица – 30, да чай съ сахаромъ – 40.
– Это за щепотку-то чая и три ложечки сахарнаго песка?
Каюсь и богу и людямъ, хоть и не виновата прислуга, а едва я въ нее не запустилъ чайникомъ...
Наступили сумерки. Тѣло ноетъ. Голова болитъ. Въ душѣ чертики прыгаютъ. Беру въ руки покупки и со слезами кричу: Боже! За что ты послалъ мнѣ такiя му́ки? Всѣ мои пятимѣсячныя сбереженiя, добытыя голодовкой, по́томъ и кровью, у меня выгребли вотъ за эти три свертка! Люди добрые, гдѣ же справедливость?
Вечеромъ, немного успокоившись, вышелъ на Петроградскую...
Масса гуляющихъ... Одѣты съ иголочки. Говоръ, шумъ, смѣхъ. Вездѣ расклеены широковѣщательныя афиши бiографовъ.
Вотъ тутъ и пойми психологiю обывателя, думалъ я, безцѣльно шагая по тротуару: съ него дерутъ живого кожу, а ему какъ съ гуся вода.
Проснувшись рано утромъ на другой день, я началъ подсчитывать оставшiеся осколки отъ вчерашняго погрома. Ну, думаю, нужно быть осторожнѣе, а то придется изъ Луганска возвращаться на своихъ двоихъ.
Звоню. Является прислуга с обычнымъ вопросом: Что угодно, баринъ?
Былъ баринъ, да только до вчерашняго дня, – мелькнуло у меня въ головѣ.
– Видите ли, – ласково заговорилъ я, – У меня есть одна странная привычка – пить по утрамъ вмѣсто чая холодную отваренную воду. Такъ, пожалуйста, дайте мнѣ графинчикъ водицы и стаканъ.
Подпивая холодненькiй "чаекъ", я до слёзъ смѣялся над собой. Обманувъ прислугу, я не могъ обмануть желудка. Къ часу дня въ глазахъ стали прыгать колечки, а въ желудкѣ появились спазмы.
Выхожу на улицу. Попадается знакомый луганчанинъ. Кидаюсь къ нему на шею и молю о защитѣ.
– Ничего, ничего, – снисходительно успокаиваетъ онъ меня. – Ко всему надо привыкать.
– Да, помилуйте, кричу я, какая же тутъ привычка, когда ободрали всего, какъ липку, да еще за обѣдъ берутъ по полтора рубля, а у меня и денегъ только на дорогу осталось!
– А гдѣ? – насмѣшливо спросилъ онъ?
– Да вотъ въ этой гостиницѣ.
– Не туда, другъ, попалъ, – замѣтилъ прiятель, беря меня подъ руку. – Здѣсь вѣдь за громкое названiе гостиницы берут лишнюю полтину съ каждаго обѣда. А вотъ пойдемъ со мной, я тебя угощу за одинъ рубль, да такимъ обѣдомъ, что ты пальчики оближешь.
Вѣрю и нѣтъ. А знакомый тащитъ меня.
Пришли. Чисто, опрятно и даже съ претензiей на роскошь. Попадаю въ стулъ и дрожащими руками беру карточку. Обѣдъ изъ двухъ блюдъ – 1 рубль. Протираю глаза. Заказываю обѣдъ.
Подали вкусный малороссiйскiй борщъ. Ѣмъ какъ акула. На второе – языкъ съ картофельнымъ пюре и отличной подливой.
– Ну что? – улыбаясь, спрашиваетъ мой знакомый.
– Воскресилъ ты меня, дружище, – крѣпко пожимая руку, говорилъ я, направляясь къ выходу.
Но потомъ снова начались мытарства по рытвинамъ.
На вокзалѣ – давка. Ровно часъ дожидался очереди купить билетъ.
Въ вагонѣ такое скопленiе газовъ, что топоръ, пожалуй, заржавѣетъ. Говорятъ – о войнѣ, о дороговизнѣ. На верхнюю полку забрался здоровый казакъ, и отсыпаетъ бабамъ такiе каламбуры, что у тѣхъ уши вянутъ.
На станцiи прибытiя меня встрѣтила благовѣрная, и испытывающе посмотрѣла въ мои осовѣлыя очи, рѣшая вѣчно тяготѣющiй надъ женщинами вопросъ...
Дома всѣ радовались покупкамъ. Только я не переставалъ быть грустнымъ, такъ какъ предо мною снова вставалъ вопросъ, который снова приходится рѣшать пятимѣсячнымъ трудомъ и несчастной поѣздкой въ Луганскъ за покупками.

Рядовой обыватель

газета «Луганскiй листокъ» за 23 декабря 1916 года