Небольшая комната со стенами, плотно обтянутыми ярко-красным сатином. Стоят пюпитры, рояль, у стола на специальной подставке – микрофон. Это – студия вещания Луганской радиостанции, место, откуда говорят с далёкой подмосковной окраиной, с Харьковом, но больше и чаще всего – с Луганским округом.
В этой комнате всё так просто и обыкновенно, что почти всегда новый посетитель, осмотрев студию, с оттенком разочарования спрашивает:
– Вот это и всё?
– Как видите.
– А я думал.. что она должна быть гораздо больше.
– Не обязательно... Нашу студию далеко слышно...
– Далеко?
– На 700-900 вёрст. Вчера получили из-под Москвы (900 вёрст) письмо от радиолюбителя. Пишет – слышно хорошо. Такие же сведения получаем из Харькова, Знаменки...
– Вот тебе и комнатушка! Скажи "о" и это "о" улетит за 900 вёрст...
Тень разочарования сменяется улыбкой удовольствия.

Сегодня струнный любительский коллектив передаёт свой концерт. Такой напряжённости, старания в работе трудно достичь в другом месте. Любители-музыканты впились в маленький чёрный глазок микрофона и... не дышат.
Небольшая комнатка-студия, после того, как произнесено "алло", становится настолько чувстви- тельной, что малейший звук, шум воспринимается микрофоном и портит передачу. Об этом участники знают и стараются избежать лишних жестов, движений, даже громкого дыхания. А сама комната, наглухо закупоренная ярко-красными обоями, кажется в это время каким-то волшебным ящиком.
Всё произнесённое в этой студии разносится волной на огромные пространства, во все концы земли. Тысячи людей, радиолюбителей кропотливо возятся над небольшими чёрными радиоаппаратами и слушают газету, лекцию, пение, музыку... Слушают и пишут:
"Слышимость ваших передач громкая. Концерт слышен хорошо. Советуем чаще давать гармошку, она крестьянам больше нравиться, чем оркестр" (с. Андрианополь, тов. Ганин).
"Доклады и лекции слышны отчётливо. Концерты также передаются отлично. Программа передач меня вполне удовлетворяет" (с. Красная Поляна, тов. Мягкоухов).
"Я слушаю вашу станцию с первого дня её передач на детекторный приёмник «II-ч». Передачи отчётливые, ясные" (г. Луганск, тов. Швецов).
Узнав об этом, исполнители концертных передач улыбаются: "Хорошо! Волнуемся не зря".

С.

газета «Луганская правда» за 27 января 1928 года

Небольшая комнатка в нижнем этаже ИНО. Направо – миниатюрный сундук-ящик. В нём – ряд аппаратов. Катодные лампы. От сундука тянутся толстые провода к железной клетке, где лампочки – настоящие сифоны для сельтерской воды.
– Что это за "сундук"?
– Здесь усиливаются звуки. Из студии, с 4-го этажа они поступают в этот аппарат. Отсюда идут вот в эту железную клетку. Здесь звуки концентрируются.
– Каким же образом они переходят в воздух?
– А вот из этой клетки видите провода? Здесь, так сказать, образуются "гамма-звуки" и электричество гонит их вверх...
Механик долго и подробно об'ясняет устройство аппаратов. В комнате непрерывно слышен мерный звук, успокаивающе действующий на нервы.
– Возьмите телефон... слышно?
– Да... Что это такое?
– Кушлин... Концерт восточной музыки.
– Во что обходится каждый вечер передачи?
– Считая всё: штат, энергию, материалы, содержание оркестра и прочее – рублей 90.
Музыка вдруг смокла и ясный чёткий голос произнёс: "Ростов-на-Дону. Хлебозаготовки по срав- нению с первой пятидневкой увеличились в три раза. Крестьяне требуют суровых мер против спекулянтов".
– Радиогазета... Мы чередуем программу. Так лучше... Музыка, газета... двойной интерес.
– Село вас слышит?
– Ясно, отчётливо.
– А не лучше ли вместо восточной музыки дать что-нибудь такое... более понятное крестьянину?
– Даём... у нас и гармошка бывает.

А.

газета «Луганская правда» за 10 февраля 1928 года