До революции эта женщина была легендой луганского политического сыска. Но еще пару десятилетий назад появление материала о ней в открытой печати было бы невозможным: в систему черно-белой советской идеологии подобные образы либо вообще не вписывались, либо приобретали черты неправдоподобно приторного демонизма а-ля эсерка Каплан из фильма «Ленин в 1918 году». В этом смысле у нас явное преимущество: на драматические события 1900-х годов на Луганщине мы можем взглянуть абсолютно беспристрастно, не разделяя их участников на героев и антигероев, а признав, что переломные эпохи часто порождают личностей, привлекающих интерес даже спустя 100 лет, и не потому, что они хорошие или плохие, а потому что неординарные.

"Один из крупных сыщиков по городу Луганску"

В 1925 году бывший учитель Антон Харитонович Скрипка вспоминал о том, как после Февральской революции, будучи депутатом Луганского городского совета, участвовал в разборе и изучении архива разгромленного охранного отделения Славяносербского и Бахмутского уездов. Вспоминал не по доброй воле, а будучи вызванным в Луганский окружной отдел ГПУ. Антону Харитоновичу предложили восстановить в памяти сведения о штатных и нештатных сотрудниках охранного отделения, которые содержались в архивных материалах и представляли для советских органов государственной безопасности известный интерес. Первой, почти не задумываясь, Антон Харитонович назвал Сару Борохович по кличке Орлёнок, назвав её "одним из самых крупных сыщиков по городу Луганску".
В действительности сыщиком в традиционном понимании этого слова Борохович не была. Она являлась секретным осведомителем жандармерии и, как вполне справедливо выразился Скрипка, работала по крупным делам. Среди результатов её деятельности Антон Харитонович вспомнил разгром подпольного кружка РСДРП и провал нелегальной типографии, которая размещалась в Луганске в подвальном помещении по ул. Казанской…
Позиции Советской власти в 1920-х годах были ещё весьма шатки, и одно из средств их укрепления она видела в беспощадных репрессиях в отношении тех, кто активно служил царскому режиму. Естественно, одними из первых на очереди были люди, которые служили при монархии в политической полиции – штатные сотрудники жандармерии и её осведомители, которых революционеры именовали "провокаторами". О том, какое значение придавалось этой работе, говорит хотя бы тот факт, что о ситуации с розыском провокаторов в Луганске председатель УГПБ Балицкий в мае 1926 года докладывал лично К.Е.Ворошилову, на тот момент Наркому по военным и морским делам и председателю Реввоенсовета.
Источником сведений о таких людях являлись архивы. К 1925 году многие из документов уездного охранного отделения перепутались или пропали. Не мудрено: две революции, политическая неразбериха и смены властей, гражданская война. Смутные времена жандармский архив пережидал в мешках на чердаке одного луганского рабочего. Поэтому кое-что приходилось восстанавливать по отрывкам сохранившихся документов или даже по памяти. Имя Сары Борохович первой называли все, кто соприкасался с бумагами жандармского архива. В течение 4-5 предреволюционных лет для охранного отделения она была главным источником сведений о революционном движении на Луганщине.

Вихри враждебные веют над нами…

В феврале 1905 года на Луганщине прошла всеобщая политическая стачка – одна из самых крупных в империи. Весной того же года в уезде поднимается крестьянская волна массовых стихийных антипомещичьих выступлений. В октябре Луганск оказывается на грани восстания. Прекратились занятия в мужской и женской гимназиях, в городском училище. По городу прокатились манифестации и митинги, а завершилось все грандиозным еврейским погромом. В мае 1906 года Донбасс охвачен новой политической стачкой, в которой приняло участие более 150 тысяч человек. Правительство было вынуждено объявить в Екатеринославской губернии военное положение. Только в Луганскую тюрьму, рассчитанную на 300 заключённых, было брошено более полутора тысяч недовольных. Новый всплеск революционной активности начался в 1907 году.
Деятельность луганских революционеров не ограничивалась листовками и забастовками. Революция нуждалась в деньгах. Вот, как в изложении жандармского ротмистра выглядит один из эпизодов отъёма денег на нужды революции луганскими эсерами:
8 декабря 1908 года в гостинице «Гранд-Отель» в Луганске происходило собрание, на котором решался вопрос об ограблении конторы Гартманского завода. Присутствовали бывший рабочий этого завода Николай Орлов, Тарас Юрченко, осужденный на 4 года каторжных работ, Александр Фриер, известный грабитель, разыскиваемый полицией, Александр Ригель, сосланный на 3 года за хранение оружия в Нарымский край и оттуда бежавший, и еще несколько лиц.
10 января в 10 часов утра на Солдатской улице в Луганске было совершено нападение на артельщика Гартманского завода Николая Куприянова, везшего 1298 рублей на станцию железной дороги. Грабители, отняв деньги, выбросили Куприянова и его кучера из саней и на этой лошади сами скрылись. Через два дня те же лица готовились к ограблению кассира Гартманского завода, который должен был везти на вокзал крупную сумму денег, но кассира они прозевали и наткнулись на наряд конных городовых и открыли по ним стрельбу. Орлов был ранен и впоследствии задержан в садах, а остальные успели скрыться. Орлов впоследствии был повешен.
Естественно, что в этих условиях власти прилагали все усилия, чтобы удержать ситуацию под контролем. Жандармерия, насколько это было возможно, старалась внедрить своих людей в среду левых политических партий и объединений – главных зачинщиков революционных выступлений, выявляла подпольные типографии и склады оружия, преследовала наиболее радикально настроенных деятелей.
Все стремления политического сыска, – пишет в одном из докладов жандармский чиновник, – должны быть направлены к выяснению центров революционной организации и уничтожению таковых в момент проявления ими наиболее интенсивной деятельности. Но серьёзных успехов в этом деле охранка добивалась далеко не всегда. В первую очередь, в силу своей малочисленности. Были и другие сложности. Тот же жандармский чин жаловался на проблемы со слежкой за активистами революционных организаций, которые компактно проживали в так называемом Каменном Броде, где все друг друга знают, и появление посторонних сразу будет замечено. По его оценке, имевшиеся на тот момент осведомители серьезных сведений не приносили, а в основном собирали слухи. Но недаром говорят в народе: "Где сам чёрт бессилен, туда женщину пошли".

Ищите женщину!

В 1908 году охранка разоблачила в Луганске группу молодых эсеров, которые распространяли нелегальную литературу и готовили покушение на жандармского ротмистра Штольдера, возглавлявшего тогда расположенное в Луганске охранное отделение Славяносербского и Бахмутского уездов. В числе заговорщиков оказалась и 18-летняя Сара Борохович, у которой при обыске была обнаружена обширная конспиративная переписка с революционными организациями и с политзаключенными в Екатеринославской тюрьме, свидетельствовавшая о том, что Борохович готовилась перейти на нелегальное положение. Полгода она провела в луганской тюрьме. Затем её собирались выслать в отдаленный район империи – в Вологодскую губернию, но губернское жандармское управление затормозило ссылку, ввиду того что Сара согласилась сотрудничать с охранкой. Её освободили под гласный надзор полиции.
Мы можем судить о содержании её деятельности с конца 1909 года по сохранившимся архивным документам, хотя фактически на жандармерию она начала работать раньше. Девушка внедряется в организации эсеров и социал-демократов. Качество сведений, которые она добывает, удивительно. Кажется, что она знает вообще всё – все адреса, пароли, явки. Из донесений Борохович складывается пёстрый калейдоскоп жизни революционной Луганщины 1912-1916 годов, картинки которого совсем не похожи на виденные в детстве фильмы про революцию:
В Дружковке явочную квартиру держат… две модистки – сестры Альперт, являющиеся по совместительству руководителями местной организации РСДРП.
В Славяносербском уезде группа анархистов-коммунистов пытается организовать шайку анархистов-грабителей. Шайка активно ищет оружие, т.к. перед рождеством планирует ограбить магазин и винную лавку, где можно будет "взять" до 20000 рублей.
В Луганской тюрьме надзиратель за взятки проносит конспиративную корреспонденцию политическим и уголовным заключенным.
Группа социал-демократов "вынесла смертный приговор" приставу сыскной части Славяносербского уезда (говоря современным языком – начальнику уголовного розыска) Завестовскому. Пристава, благодаря Борохович, вовремя предупредили, и он избежал смерти.
В 1909 году по её информации жандармы изъяли арсенал оружия и бомб, хранившийся у служащего завода Гартмана. Весной 1910-го Сара сообщила о луганских большевиках, поддерживавших связь с К.Е.Ворошиловым, в 1907 году высланным из Луганска в Архангельскую губернию. В июле того же года она предоставляет жандармам список луганской организации социалистов-революционеров, в августе – порядка 40 членов организации РСДРП. Она информирует о революционной ситуации не только в Луганске и окрестностях, но и в Юзовке (ныне Донецк). В 1911 году она сообщает о готовящемся поступлении в Юзовку марксистской газеты «Звезда», о сборе денег и отправке их в Сибирь в пользу политических ссыльных. Она активно освещает работу мариупольской организации РСДРП, о подготовке левых организаций к выборам в Государственную Думу. В 1912 году сообщает о ситуации в Харькове и ещё об одной модистке, которая содержит мастерскую дамских платьев, а при мастерской – явочную квартиру (судя по документам, революционеры вообще имели обыкновение организовывать разного рода явки и сходки в фотосалонах, магазинах готового платья, в бакалейных лавках. Одно из таких мест в Луганске – шляпочный салон «Элегант»). Осенью 1912 года Борохович информирует жандармерию даже о связях находящегося в ссылке бывшего секретаря графа Л.Н.Толстого – лица крайне неблагонадежного. В начале 1913 года сообщает о планирующейся в Луганске политической забастовке и лицах, которые её организуют. География её сведений расширяется до Одессы и Ростова-на-Дону.
Сара Борохович становится самым высокооплачиваемым агентом луганской жандармерии. По ведомостям охранки, Борохович ежемесячно получала жалованье в сумме 75 рублей, в то время как другие секретные сотрудники – мужчины – в среднем 10-30 рублей. Для сравнения: дневной заработок рабочего завода Гартмана в это время составлял 1 руб. 34 коп., а забойщики Успенского рудника получали 90 коп. в день. Всего, как подсчитали впоследствии большевики, Борохович заработала в жандармерии 2278 руб. 50 коп.

Суфражистка поневоле?

Кем же была эта женщина, в которой так неожиданно и глубоко раскрылся шпионский талант?
Борохович-Шагас Сара Моисеевна («по-русски – Соня» – пояснила она сама офицеру охранки). Мещанка родом из Черниговской губернии. Дату рождения не помнит, в 1909 году считает, что ей 17 лет. Народность еврейская, вероисповедание иудейское, подданство русское. Не замужем. Мать умерла. Отец занимается торговлей в Луганске. Есть 2 сестры и 2 брата, причем один брат живет в Лондоне. Училась в Луганском мещанском училище, но учёбу не закончила, поступила работать кассиром. В 1908 году обвинялась в причастности к грабежу, но её вина не была доказана. Ни фотографии, ни каких-то деталей личной жизни этого самородка женского шпионажа до нас не дошло. Только фраза одного луганчанина, знавшего её лично: "Высокая, худая, черноволосая". Вот и всё.
Что заставило молодую женщину подвергать себя постоянному риску, вращаясь в среде экстремистски настроенных людей и, пользуясь их абсолютным доверием (Борохович являлась членом РСДРП), выполнять одновременно задания и партии, и охранки, ежедневно добывать информацию и методично "сливать" её жандармам? Ведь могла она пару лет провести в ссылке в Вологодской губернии, а потом выбрать себе какое-нибудь спокойное занятие и жить-поживать… Точно на этот вопрос мы уже никогда не ответим. Но можем предположить, что уж точно не любовь к царю-батюшке.
Еврейская девушка, вероятно, с детства испытала на себе все "прелести" своей национальной принадлежности: запрет на занятие сельским хозяйством и на проживание вне "черты оседлости" (Екатеринославская губерния входила с эту зону), ограничения при приёме в гимназии и университеты, полуофициальное отношение к евреям как к ограниченным в правах гражданам. Политика государственного антисемитизма в царской России вела, с одной стороны, к эмиграции, с другой – к росту радикальных настроений среди образованной молодёжи, подпитывавшей революционные организации и партии. С этой точки зрения, эсеровская юность Сары выглядит вполне типично.
Но для царской России 1900-е годы – это не только время политических и социальных потрясений. Не менее важно то, что именно в этот период до страны докатывается волна суфражизма, которая по США и Европе гуляла уже семь десятилетий. В стране разворачивается активная борьба женщин за равные с мужчинами избирательные права (suffrage в переводе с английского – право голоса). Некоторые политические партии стали включать в свои программы требования равноправия женщин. Сначала – социал-демократы, потом – кадеты и эсеры. Свои специфические черты в виде марксистских и либеральных течений имело и украинское женское движение. Женщины ожидали гражданского признания в годы революции 1905-1907 г.г., но Манифест 17 октября провозгласил гражданские и политические права и свободы только для мужчин. Закон о всеобщем избирательном праве, уравнявший в правах оба пола, был принят только в 1917 году Временным правительством.
Провинциалка Сара могла даже не знать такого слова – "суфражизм". Но она была умна и жила в духовной атмосфере, где носились определенные идеи и настроения, и вполне могла ощутить, что быть женщиной и еврейкой – значит испытывать двойную дискриминацию. Тогда её действия могли быть формой мщения этому патриархальному миру и одновременно формой самоутверждения. Впрочем, это всего лишь предположение. Пламенная эпоха подарила истории много ярких женских индивидуальностей, которые боролись на разных сторонах баррикад. Были революционерки А.Коллонтай и В.Фигнер, а была и полный георгиевский кавалер М.Бочкарева – командир женского батальона смерти, единственного подразделения, защищавшего Зимний дворец до последнего бойца.

* * *

Когда в марте 1917 года в руки Луганского временного исполнительного комитета попал архив охранного отделения, стало ясно, кто и в каком качестве работал в жандармерии. Кого смогли, расстреляли сразу. Спустя ещё несколько лет начался активный розыск секретных сотрудников охранки. Большинство нашли и расстреляли. Розыск не прекращался даже после второй мировой войны – до тех пор, пока не стало ясно, что эти люди давно лежат в могиле вместе со своими грехами. Но Сару Борохович так и не нашли. В феврале 1917-го она как сквозь землю провалилась. Бесследно исчезла и её семья. Сведения о том, что в 1918 году она была расстреляна в Екатеринославле, впоследствии не подтвердились.
Расстрелян был и последний шеф охранного отделения жандармский штабс-ротмистр Бондаренко. Когда его арестовывали, жена ротмистра попыталась спасти мужа, предложив революционным активистам себя, на что один из них ответил: Телом, красотой и пустословием честь старого революционера не купишь, а твоего мужа за зверства над рабочими надо четвертовать как последнего негодяя.
Насчёт зверств гражданин начальник явно погорячился. Как пошутил один перестроечный публицист, если бы самодержавие в борьбе с инакомыслием пользовалось методами Иосифа Виссарионовича, династия Романовых благополучно царствовала бы до сих пор. Что же касается жандармов, то эти люди выполняли свой долг так, как они его понимали, верой и правдой служа тому государству, которое в их глазах было осенено священным принципом «самодержавие – православие – народность». И проиграли. Проиграли и их оппоненты, правда, несколько позже.

Юлия Еременко,
руководитель пресс-службы УСБУ в Луганской области

«Наша газета» (2009 год)
публикация в ЖЖ Записки из Якирова Посада за 29 сентября 2009 года